Вышедшая в 2016 году, книга Дэвида Норта A Quarter Century of War: The US Drive for Global Hegemony, 1990-2016 доступна для покупки (на английском языке) в издательстве Mehring Books.
***
«В кризисную эпоху гегемония Соединенных Штатов скажется полнее, открытее, резче, беспощаднее, чем в период подъема».
«Капитализм Соединенных Штатов вплотную упирается в те задачи, которые толкнули Германию 1914 года на путь войны. Мир уже поделен? Надо переделить его. Для Германии дело шло о том, чтобы “организовать Европу”. Соед. Штатам надо “организовать” мир. История вплотную подводит человечество к вулканическому извержению американского империализма».
Эта книга содержит политические доклады, тексты публичных лекций, партийные заявления, эссе и полемику, которые документируют исторический ответ Международного Комитета Четвертого Интернационала (МКЧИ) на четверть века войн под руководством США, начиная с 1990–91 гг. Представленный здесь анализ событий, хотя и написан по ходу их развития, выдержал испытание временем. Международный Комитет не владеет магией предсказания. Но его работа основана на марксистском понимании противоречий американского и мирового империализма. Более того, марксистский метод анализа рассматривает события не как последовательность изолированных друг от друга эпизодов, а как вехи в развертывании более широкого исторического процесса. Этот исторически ориентированный подход служит гарантией от импрессионистской реакции на текущие политические события. Марксизм учит, что главная причина события редко очевидна в тот момент, когда оно происходит.
Многое из того, что выдают за анализ в буржуазной прессе, — не более чем уравнивание импрессионистского описания того или иного события с его более глубокой причиной. Такого рода политический анализ служит для легитимации войн США как необходимой реакции на действия того или иного «исчадия ада» — Саддама Хусейна в Ираке, полевого командира Фараха Айдида в Сомали, Слободана Милошевича в Сербии, Усамы бен Ладена из «Аль-Каиды», муллы Омара в Афганистане, Муаммара Каддафи в Ливии. Совсем недавно этот список пополнили Башар Асад в Сирии, Ким Чен Ын в Корее и Владимир Путин в России. Новые имена постоянно добавляются в бесконечно растяжимый список монстров, требующих уничтожения.
Материал этой книги является свидетельством использования совершенно иного и гораздо более серьезного подхода к изучению внешней политики Соединенных Штатов.
Во-первых, и это самое важное, Международный Комитет интерпретировал крах сталинистских режимов в Восточной Европе в 1989–90 годах и упразднение Советского Союза в 1991 году как экзистенциальный кризис всей глобальной системы национальных государств, выкованной в горниле Второй мировой войны. Во-вторых, МКЧИ предвидел, что нарушение установившегося после войны равновесия быстро приведет к возрождению империалистического милитаризма. Еще в августе 1990 года — двадцать шесть лет назад — МКЧИ предвидел долгосрочные последствия войны администрации Буша против Ирака:
Это знаменует начало нового империалистического передела мира. Конец эры послевоенного развития означает конец постколониальной эпохи. Провозглашая «крах социализма», империалистическая буржуазия на деле, хоть еще не на словах, провозглашает крах идеи независимости [бывших колоний]. Усугубляющийся кризис, с которым сталкиваются все основные империалистические державы, вынуждает их бороться за контроль над стратегическими ресурсами и рынками. Бывшие колонии, достигшие определенной степени политической независимости, должны быть снова подчинены. В своем жестоком нападении на Ирак империализм дает понять, что намерен восстановить тот тип беспрепятственного господства над отсталыми странами, который существовал до Второй мировой войны [1].
Этот исторически обоснованный анализ обеспечил необходимый фундамент для понимания не только войны в Персидском заливе 1990–91 годов, но и войн, которые были развязаны позже в течение того десятилетия, а также «войны с террором» после терактов 11 сентября.
В недавно опубликованной статье на первой полосе New York Times автор обратил внимание на важную веху в истории президентства Барака Обамы: «Страна под его руководством находится в состоянии войны дольше, чем при мистере Буше или любом другом американском президенте». Однако до истечения срока его полномочий еще осталось несколько месяцев, и он близок к тому, чтобы установить еще один рекорд. Автор Times пишет:
Если Соединенные Штаты продолжат военное присутствие в Афганистане, Ираке и Сирии до конца срока полномочий Обамы — что почти гарантировано, учитывая недавнее заявление президента о том, что он дополнительно направит в Сирию 250 солдат сил специального назначения, — то он оставит после себя невероятное наследие как единственный президент в американской истории, который отслужил два полных срока во главе нации, находящейся в состоянии войны [2].
На пути к установлению своего рекорда Обама руководил проведением кровавых военных операций в общей сложности в семи странах: Ираке, Афганистане, Сирии, Ливии, Пакистане, Сомали и Йемене. Число стран растет по мере того, как Соединенные Штаты наращивают свое военное присутствие в Африке. Усилия по подавлению группировки «Боко Харам» предполагают наращивание американских сил в Нигерии, Камеруне, Нигере и Чаде.
Без тени иронии Марк Лэндлер, автор статьи в Times, отмечает статус Обамы как лауреата Нобелевской премии мира 2009 года. Он изображает президента как человека, «пытающегося выполнить обещания, которые он дал в качестве антивоенного кандидата». Обама «боролся с непреложной реальностью [войны] с первого года своего пребывания в Белом доме...»
Лэндлер сообщает своим читателям, что Обама «посетил Арлингтонское национальное [военное] кладбище, прежде чем отдать приказ об отправке дополнительных 30 000 военнослужащих в Афганистан». Он приводит отрывок из речи Обамы, произнесенной в 2009 году при вручении ему Нобелевской премии, в которой президент посетовал на то, что человечеству необходимо примирить «две, казалось бы, непримиримые истины — что война иногда необходима, и что война на определенном этапе становится выражением человеческого безрассудства».
За годы правления Обамы безрассудство явно одерживало верх. Но герой Лэндлера ничего не может с этим поделать. Обама обнаружил, что его войны «невероятно трудно прекратить».
В изображении Обамы в New York Times отсутствует существенный элемент, необходимый для подлинной трагедии: выявление объективных сил, находящихся вне его контроля, которые расстроили и подавили высокие идеалы и гуманистические устремления президента. Если Лэндлер хочет, чтобы его читатели пролили слезу из-за тяжкой судьбы этого миролюбивого человека, который, став президентом, сделал убийства с помощью беспилотников своей визитной карточкой и превратился в нечто сродни моральному монстру, корреспонденту газеты следовало бы попытаться выявить исторические обстоятельства, определившие «трагическую» судьбу Обамы.
Но это вызов, от которого газета уклоняется. Автор не проводит связи между военными заслугами Обамы и общим курсом американской внешней политики в течение последней четверти века. Еще до того, как Обама вступил в должность в 2009 году, Соединенные Штаты почти непрерывно находились в состоянии войны, начиная с первой американо-иракской войны 1990–91 годов.
Предлогом для войны в Персидском заливе стала аннексия Ираком Кувейта в августе 1990 года. Но бурная реакция США на противостояние Саддама Хусейна с эмиром Кувейта была обусловлена более широким глобальным контекстом и стратегическими соображениями. Историческим контекстом военной операции США служил далеко зашедший процесс распада Советского Союза. Последний был окончательно упразднен в декабре 1991 года. Тогда Буш-старший провозгласил установление «нового мирового порядка» [3]. Этой фразой Буш подразумевал, что Соединенные Штаты теперь имеют полную свободу перекраивать мир в интересах американского капитализма, не обремененные ни реальностью компенсирующей военной мощи Советского Союза, ни призраком социалистической революции. Распад СССР, который приветствовался Фрэнсисом Фукуямой как «конец истории», означал для стратегов американского империализма конец военной сдержанности.
Величайшая ирония истории заключается в том, что окончательное становление Соединенных Штатов как доминирующей империалистической державы на фоне катастрофы Первой мировой войны совпало с началом революционных событий 1917 года в России, кульминацией чего стало создание первого в истории социалистического рабочего государства под руководством большевистской партии. 3 апреля 1917 года президент Вудро Вильсон выступил со своим военным посланием перед Конгрессом США и втянул Соединенные Штаты в глобальный империалистический конфликт. Две недели спустя Владимир Ленин вернулся в Россию, охваченную революцией, и переориентировал большевистскую партию на борьбу за свержение буржуазного Временного правительства.
Ленин и его принципиальный политический союзник Лев Троцкий настаивали на том, что борьба за социализм неразрывно связана с борьбой против войны. Историк Р. Крейг Нэйшн утверждал:
Для Ленина не было никаких сомнений в том, что революция явилась результатом кризиса империализма, и что проблемы, которые она поставила, могли быть разрешены только на международном уровне. Кампания за пролетарскую гегемонию в России, борьба против войны и международная борьба против империализма были теперь неразрывно связаны [4].
Как раз в тот момент, когда Соединенные Штаты стремились утвердиться в качестве вершителя мировых судеб, они столкнулись с угрозой большевистской революции, которая нанесла удар не только по авторитету американского империализма, но и по экономической, политической и даже моральной легитимности всего капиталистического миропорядка. «Риторика и действия большевиков — писал историк Мелвин Леффлер, — вызвали страх, отвращение и неуверенность в Вашингтоне» [5].
Другой проницательный историк внешней политики США объяснял:
Подавляющее большинство американских лидеров были так глубоко обеспокоены большевистской революцией, потому что они были смертельно боялись того, что президент Вильсон назвал «всеобщим настроением бунта» против существующего порядка и растущей интенсивностью этого недовольства. Большевистская революция стала в их сознании символом всех революций, выросших из этого недовольства. И этот страх, возможно, сыграл ключевую роль в трагедии американской дипломатии [6].
В отчаянной попытке уничтожить новый революционный режим Вильсон в 1918 году направил экспедиционный корпус в Россию для поддержки контрреволюционных сил в жестокой гражданской войне. Это вмешательство обернулось позорным провалом.
Только в 1933 году Соединенные Штаты, наконец, признали СССР и установили с ним дипломатические отношения. Сближению отчасти способствовал тот факт, что советский режим, в тот момент уже находившийся под властью бюрократической диктатуры Сталина, проходил процесс отречения от революционного интернационализма, направлявшего действия большевиков в 1917 году. Это означало отказ от перспективы мировой революции в пользу союзов с империалистическими государствами на основе концепции «коллективной безопасности». Не сумев обеспечить такой союз с Англией и Францией, Сталин подписал печально известный Пакт о ненападении с Гитлером в августе 1939 года. После вторжения Гитлера в Советский Союз в июне 1941 года и вступления Соединенных Штатов во Вторую мировую войну в декабре 1941 года острота борьбы против нацистской Германии и имперской Японии потребовала, чтобы администрация президента Франклина Рузвельта заключила военный союз с СССР. Но как только Германия и Япония потерпели поражение, отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом быстро ухудшились. Администрация Трумэна, выступавшая против распространения советского влияния на Восточную Европу и напуганная ростом коммунистических партий в Западной Европе, инициировала «план Маршалла» в 1948 году и спровоцировала начало «холодной войны».
Кремлевский режим проводил националистическую политику, основанную на сталинистской программе «социализма в одной стране», и многократно предавал рабочий класс и антиимпериалистические движения по всему миру. Но само существование режима, возникшего в результате социалистической революции, продолжало оказывать политически радикализующее воздействие по всему миру. Историк Уильям Эпплман Уильямс, безусловно, был прав, утверждая, что «американские лидеры в течение многих, многих лет больше боялись скрытого и косвенного влияния революции, чем реальной мощи Советского Союза» [7].
В течение десятилетий, последовавших за Второй мировой войной, Соединенные Штаты не могли игнорировать существование Советского Союза. В той мере, в какой СССР и КНР (которая была основана в 1949 году) оказывали ограниченную политическую и материальную поддержку антиимпериалистическим движениям в «третьем мире», они лишали правящий класс США полной свободы действий в преследовании своих империалистических интересов. Эти ограничения были продемонстрированы — приведем лишь наиболее известные примеры — поражениями США в Корее и Вьетнаме, компромиссным урегулированием Карибского кризиса и признанием советского господства в Восточной Европе.
Существование антикапиталистических режимов в Советском Союзе и Китае лишало США возможностей неограниченного доступа и эксплуатации человеческого труда, сырья и потенциальных рынков значительной части земного шара, особенно евразийского континента. Это вынудило Соединенные Штаты пойти на более широкий компромисс, чем предпочли бы стратеги американского империализма, в переговорах по экономическим и стратегическим вопросам со своими основными союзниками в Европе и Азии, а также с малыми странами, которые использовали тактические возможности, предоставленные американо-советской «холодной войной», для маневрирования между двумя блоками.
Упразднение Советского Союза в декабре 1991 года в сочетании с реставрацией капитализма в Китае после бойни на площади Тяньаньмэнь в июне 1989 года было воспринято американским правящим классом как возможность отказаться от компромиссов послевоенной эпохи и провести реструктуризацию глобальной геополитической системы с целью установления безраздельной гегемонии Соединенных Штатов.
В грандиозных планах американского империализма после распада СССР был немалый элемент самообмана. Напыщенные заявления о том, что Соединенные Штаты выиграли «холодную войну», были в гораздо большей степени основы на мифе, чем на реальности. Фактически, внезапный распад Советского Союза застал врасплох весь вашингтонский внешнеполитический истеблишмент. В феврале 1987 года Совет по международным отношениям — влиятельный американский аналитический центр — опубликовал оценку американо-советских отношений, авторами которой были два самых выдающихся советолога, Строуб Тэлботт и Майкл Мандельбаум. Анализируя дискуссии между Рейганом и Горбачевым на встречах в Женеве и Рейкьявике в 1986 году, два эксперта пришли к таким выводам:
Независимо от того, как Горбачев понимает перестройку с точки зрения практических мер и как бы он ни модифицировал официальную концепцию безопасности СССР, Советский Союз будет сопротивляться давлению, требующему перемен, независимо от того, идет ли оно извне или изнутри, сверху или снизу. Таким образом, фундаментальные условия советско-американских отношений, скорее всего, сохранятся. Это, в свою очередь, означает, что ритуал советско-американских саммитов, вероятно, будет длиться еще долго… [8]
Это «долго», как предсказывали Тэлботт и Мандельбаум, охватит не только период правления «преемника Горбачева», но и «преемника его преемника». Никаких существенных изменений в отношениях между Соединенными Штатами и Советским Союзом не ожидалось. Два пророка из Совета по международным отношениям пришли к выводу:
Кем бы они ни были и какие бы изменения ни произошли за это время, американские и советские лидеры следующего столетия столкнутся с той же великой проблемой — как управлять соперничеством между ними и при этом избежать ядерной катастрофы, — на которой во второй половине 1980-х годов сконцентрировали свои усилия Рональд Рейган и Михаил Горбачев [9].
В отличие от вашингтонских экспертов, которые ничего не предвидели, Международный Комитет ясно осознавал, что режим Горбачева знаменует собой кульминационную стадию кризиса сталинизма. «Кризис Горбачева — говорилось в заявлении от 23 марта 1987 года — обострился в то же самое время, когда все отряды мирового сталинизма стоят перед лицом экономических конвульсий и возмущения масс. В каждом случае, от Пекина до Белграда, сталинистская бюрократия все более открыто поворачивается в сторону капиталистической реставрации» [10].
Нарратив о победе в «холодной войне» привел американскую правящую элиту к катастрофической переоценке сил и потенциала американского капитализма. Стремление к гегемонии предполагало способность США сдерживать экономические и политические центробежные силы, вызванные функционированием глобального капитализма. Даже на пике могущества такой грандиозный проект был далеко за пределами возможностей Соединенных Штатов. Но на волне эйфории, вызванной концом Советского Союза, правящий класс предпочел проигнорировать глубокий и затяжной кризис американского общества. Объективный наблюдатель, изучающий условия как в Соединенных Штатах, так и в Советском Союзе в период с 1960 по 1990 год, вполне мог бы задаться вопросом, какой же режим находился в большем кризисе. В течение трех десятилетий, предшествовавших распаду СССР, Соединенные Штаты демонстрировали высокий уровень политической, социальной и экономической нестабильности.
Рассмотрим судьбу президентских администраций США, находившихся у власти в течение этих трех десятилетий: (1) Правление администрации Кеннеди трагически закончилось в ноябре 1963 года политическим убийством в разгар эскалации социальной напряженности и международных кризисов; (2) Линдон Джонсон, преемник Кеннеди, не смог добиться переизбрания в 1968 году, в результате подавления городских бунтов и массового противодействия интервенции США во Вьетнаме; (3) Ричард Никсон был вынужден уйти в отставку в августе 1974 года, после того как Судебный комитет Палаты представителей проголосовал за его импичмент по обвинениям в преступных антиконституционных махинациях; (4) Джеральд Форд, ставший президентом после отставки Никсона, потерпел поражение на выборах в ноябре 1976 года на фоне массового отвращения к Никсону и военного поражения во Вьетнаме; (5) пребывание Джимми Картера у власти сопровождалось инфляционным кризисом, вызванным повышением федеральной базовой процентной ставки до 20 процентов, ожесточенной трехмесячной национальной забастовкой шахтеров и последствиями Иранской революции; (6) годы правления Рональда Рейгана характеризовались рецессией, острой социальной напряженностью и серией внешнеполитических катастроф на Ближнем Востоке и в Центральной Америке. Разоблачение незаконной схемы финансирования полувоенных организаций в Никарагуа (кризис «Иран-контрас») поставило Рейгана на грань импичмента. Его администрацию спасло руководство Демократической партии, у которого не было желания отстранять от должности президента, политически ослабленного и уже проявлявшего признаки слабоумия.
Единственным постоянным фактором, с которым сталкивались все эти администрации, от Кеннеди до Рейгана, было неумолимое ослабление глобального экономического положения Соединенных Штатов. Неоспоримое доминирование американских финансов и промышленности в конце Второй мировой войны обеспечило экономическую основу Бреттон-Вудской системы конвертируемости доллара в золото, которая являлась основой глобального капиталистического роста и стабильности. К концу 1950-х годов эта система испытывала все большее напряжение. Именно во время правления администрации Кеннеди неблагоприятные тенденции в торговом балансе США впервые начали вызывать серьезную озабоченность. 15 августа 1971 года Никсон внезапно положил конец Бреттон-Вудской системе фиксированных международных обменных курсов, привязанных к доллару США, конвертировавшемуся по курсу 35 долларов за унцию золота. В 1970-х и 1980-х годах снижение обменного курса доллара отражало общее ухудшение состояния американской экономики.
Воинственная реакция Соединенных Штатов на упразднение Советского Союза в 1991 году на деле отражала слабость, а не силу американского капитализма. Подавляющая поддержка крайне агрессивной внешней политики в правящих кругах возникла из заблуждения, что Соединенные Штаты могут обратить вспять затянувшееся ухудшение своих глобальных экономических позиций путем развертывания огромной военной мощи.
Принципы планирования обороны, разработанные министерством обороны США в феврале 1992 года, недвусмысленно утверждали гегемонистские амбиции американского империализма:
Существуют другие потенциальные государства или коалиции, которые могли бы в будущем разработать стратегические цели и оборонительные позиции для обеспечения регионального или глобального господства. Наша стратегия должна быть переориентирована на предотвращение появления любого потенциального будущего глобального конкурента [11].
1990-е годы ознаменовались постоянным использованием военной мощи США, особенно во время первой войны в Персидском заливе, за которой последовала кампания по расчленению Югославии. Жестокая перекройка балканских государств, спровоцировавшая братоубийственную гражданскую войну, завершилась кампанией бомбардировок Сербии в 1999 году с целью заставить ее согласиться на отделение Косово. Другие крупные военные операции в течение этого десятилетия включали интервенцию в Сомали, которая закончилась катастрофой, военную оккупацию Гаити, бомбардировки Судана и Афганистана и неоднократные бомбардировки Ирака.
События 11 сентября 2001 года дали предлог для начала так называемой «войны с террором». Этот пропагандистский лозунг обеспечил универсальное оправдание военных операций на всем Ближнем Востоке, в Центральной Азии и, с растущей частотой, в Африке. 11 сентября 2001 года предоставило администрации Буша предлог для институционализации войны как законного и нормального инструмента американской внешней политики.
Администрация Буша-младшего отдала приказ о вторжении в Афганистан осенью 2001 года. В речах, последовавших за 11 сентября, Буш использовал фразу «войны XXI века». В данном случае обычно косноязычный президент говорил с предельной четкостью. «Война с террором» с самого начала задумывалась как бесконечная серия военных операций по всему земному шару. Одна война обязательно приводила бы к другой. Афганистан оказался генеральной репетицией вторжения в Ирак.
Военная стратегия Соединенных Штатов была пересмотрена в соответствии с новой доктриной «превентивной войны», принятой в 2002 году. Эта доктрина, нарушающая существующее международное право, гласит, что Соединенные Штаты могут напасть на любую страну, которая, по их мнению, представляет потенциальную угрозу — не только военного, но и экономического характера, — американским интересам.
Используя словесный трюк, администрация Буша оправдывала вторжение в Ирак как превентивную (preemptive) войну, предпринятую в ответ на неминуемую угрозу национальной безопасности США, создаваемую иракским «оружием массового уничтожения». Конечно, угроза была такой же несуществующей, как и само оружие массового уничтожения Саддама Хусейна. В любом случае администрация Буша стерла различие между упреждающей и превентивной войной, заявив о праве Соединенных Штатов атаковать любую страну, независимо от наличия или отсутствия непосредственной угрозы американской национальной безопасности. Какой бы терминологией ни пользовались в пропагандистских целях американские президенты, Соединенные Штаты придерживаются незаконной доктрины превентивной войны.
Масштабы военных операций постоянно расширялись. Развязывались новые войны, в то время как старые продолжались. Циничная апелляция к правам человека была использована для ведения войны против Ливии и свержения режима Муаммара Каддафи в 2011 году. Тот же лицемерный предлог был использован для организации прокси-войны в Сирии. Последствия этих преступлений, с точки зрения потерянных человеческих жизней и понесенных страданий, неизмеримы.
Четверть века войн, развязанных США, следует изучать как цепь взаимосвязанных событий. Стратегическая логика стремления США к глобальной гегемонии выходит за рамки неоколониальных операций на Ближнем Востоке и в Африке. Продолжающиеся региональные войны являются составными элементами быстро нарастающей конфронтации Соединенных Штатов с Россией и Китаем.
Именно через призму усилий Америки по установлению контроля над стратегически важным пространством Евразии раскрывается существенное значение событий 1990–91 годов. Но самый последний этап борьбы за мировую гегемонию, которая лежит в основе конфликта с Россией и Китаем, выдвигает на первый план скрытую и потенциально взрывоопасную напряженность между Соединенными Штатами и их нынешними империалистическими союзниками, включая — если называть наиболее значительного потенциального противника — Германию. Две мировые войны двадцатого века не были результатом простых недоразумений. Прошлое — это пролог. Как и предвидел Международный Комитет в 1990–91 годах, американские претензии на глобальную гегемонию вновь разожгли межимпериалистическое соперничество, тлеющее под поверхностью мировой политики. В Европе открыто высказывается недовольство ролью США в качестве главного арбитра в мировых делах. В провокационном эссе, опубликованном в журнале Foreign Affairs, который публикуется Советом по международным отношениям, министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер прямо бросил вызов концепции глобального доминирования США:
В то время как Соединенные Штаты оправлялись от последствий войны в Ираке, а ЕС столкнулся с рядом кризисов, Германия твердо стояла на своем…
Сегодня и Соединенные Штаты и Европа изо всех сил пытаются обеспечить глобальное лидерство. Вторжение в Ирак в 2003 году нанесло ущерб положению Соединенных Штатов в мире. После свержения Саддама Хусейна межконфессиональное насилие разорвало Ирак на части, а влияние США в регионе начало ослабевать. Администрации Буша не только не удалось навести порядок в регионе с помощью силы, но политические, экономические и репутационные издержки, связанные с этой авантюрой, подорвали глобальные позиции Соединенных Штатов. Иллюзия однополярного мира испарилась [12].
Бросая упрек в адрес США, Штайнмайер писал: «Наш исторический опыт разрушил любую веру в национальную исключительность — для любой нации» [13].
Журналисты и представители академической среды, работающие в рамках официального нарратива о защите прав человека и «войны с террором», не могут объяснить череду прогрессирующих конфликтов, начиная с войны в Персидском заливе 1990–91 годов и заканчивая расширением НАТО на 1300 км на восток и американским «поворотом к Азии». На регулярной основе Соединенные Штаты и их союзники проводят военные учения в Восточной Европе, в непосредственной близости от границ России и в стратегически важных водах у берегов Китая. Нетрудно представить себе ситуацию, в которой события — либо в результате преднамеренного расчета, либо в результате безрассудного просчета, — выльются в столкновение между ядерными державами. В 2014 году, по мере приближения столетия Первой мировой войны, все большее число научных работ привлекало внимание к сходству между условиями, которые привели к катастрофе августа 1914 года, и нынешней напряженностью.
Одной из параллелей между сегодняшним днем и 1914 годом является растущее среди политических и военных стратегов ощущение того, что война между Соединенными Штатами и Китаем и/или Россией стала неизбежной. Поскольку эта фаталистическая предпосылка все больше определяет суждения и действия ключевых лиц, принимающих решения на самом высоком уровне государства, она сама становится динамическим фактором, который делает фактическое начало войны все более вероятным. Один специалист по международной геополитике недавно написал:
Как только [военные и гражданские лидеры] приходят к выводу, что война неизбежна, их расчеты меняются. Вопрос больше не в том, будет или должна быть война, а в том, когда войну можно вести наиболее выгодным образом. Даже те, кто не стремится к войне и не испытывает по поводу нее оптимизма, могут решить вступить в конфликт, действуя в рамках неизбежности [14].
Со времен окончания Второй мировой войны не существовало такой большой опасности новой мировой войны, как сегодня. Опасность усиливается тем фактом, что уровень осведомленности населения об угрозе остается очень ограниченным. Следует спросить, какой процент американского населения знает про военное обязательство, взятое на себя администрацией Обамы в защиту политически нестабильного и безрассудного правого правительства Эстонии, а тем более понимают его последствия? СМИ вежливо воздерживаются от того, чтобы задать президенту вопрос — сколько людей погибло бы в случае ядерной войны между Соединенными Штатами и Россией или Китаем, или с обеими странами одновременно?
Накануне Второй мировой войны Лев Троцкий предупреждал, что катастрофа угрожает всей культуре человечества. Он оказался прав. Вторая мировая война унесла жизни более пятидесяти миллионов человек. Необходимо еще раз поднять тревогу. Рабочему классу и молодежи в Соединенных Штатах и во всем мире должна быть сказана правда.
Прогрессивное развитие глобально интегрированной мировой экономики несовместимо с капитализмом и системой национальных государств. Если мы хотим остановить войну и предотвратить глобальную катастрофу, необходимо создать новое и мощное массовое международное движение, основанное на социалистической программе и стратегически руководствующееся принципами революционной классовой борьбы. В противовес империалистической геополитике, в которой национальные государства борются за региональное и глобальное господство, Международный Комитет противопоставляет стратегию мировой социалистической революции. Как советовал Троцкий, мы руководствуемся «не военной картой, а картой классовой борьбы» [15].
За несколько недель до вторжения в Ирак в 2003 году прошли массовые протесты против военной политики Соединенных Штатов и их союзников. Миллионы людей вышли на улицы. Но после начала войны общественная оппозиция практически затухла. Отсутствие массового протеста не означало поддержки войны. Скорее, это отражало отречение старого протестного движения среднего класса от прежней оппозиции империализму, как это было во время войны во Вьетнаме.
Мы наблюдаем нарастающие признаки политической радикализации среди значительных слоев рабочего класса и молодежи. Это только вопрос времени, когда эта радикализация приведет к сознательному противодействию войне. Цель данной книги — привнести в новое антивоенное движение революционную социалистическую и интернациональную перспективу и программу.
Примечания:
[1] См: «August 1990: On the Eve of the First US-Iraq War», Part 1, A Quarter Century of War.
[2] Mark Landler, «For Obama, an Unexpected Legacy of Two Full Terms at War», New York Times, May 14, 2016.
[3] Public Papers of the Presidents of the United States: George H.W. Bush, State of the Union address, January 29, 1991. www.presidency.ucsb.edu/ws/?pid=19253.
[4] R. Craig Nation, War on War: Lenin, the Zimmerwald Left, and the Origins of Communist Internationalism (Durham and London: Duke University Press, 1989), p. 173.
[5] Melvyn P. Leffler, The Specter of Communism: The United States and the Origins of the Cold War, 1917–1953 (New York: Hill and Wang, 1994), p. 6.
[6] William Appleman Williams, The Tragedy of American Diplomacy (New York and London: W.W. Norton & Company, 1972), pp. 105–06.
[7] Ibid., p. 105.
[8] Michael Mandelbaum and Strobe Talbott, Reagan and Gorbachev, (New York: Vintage Books, 1987), p. 189.
[9] Ibid., p. 190.
[10] Statement of the International Committee of the Fourth International «What is Happening in the USSR? Gorbachev and the Crisis of Stalinism», Fourth International, June 1987, p. 37. См. тж.: «Что происходит в СССР? Горбачев и кризис сталинизма», https://www.wsws.org/ru/articles/2015/03/gorb-m04.html.
[11] US Department of Defense, Defense Planning Guidance (как это было опубликовано в газете New York Times 8 марта 1992 года), http://nsarchive.gwu.edu/nukevault/ebb245/doc03_extract_nytedit.pdf. Также известный как «доктрина Вулфовица» (Wolfowitz Doctrine), 24-страничный меморандум от 18 февраля 1992 года был слит газете New York Times и опубликован 7 марта 1992 года.
[12] Frank-Walter Steinmeier, «Germany’s New Global Role: Berlin Steps Up», Foreign Affairs vol. 85, no. 4: (July/August, 2016), p. 106–107.
[13] Ibid., p. 110.
[14] Steven E. Miller, “The Sarajevo Century—1914 and the Rise of China,” in Richard N. Rosecrance and Steven E. Miller, eds., The Next Great War? The Roots of World War I and the Risk of U.S.-China Conflict, (Cambridge, MA: The MIT Press, 2014), p. xi.
[15] Троцкий Л., «Четвертый Интернационал и война» (декабрь 1933 г.), http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1933/19331227.html.