14 мая тысячи людей вышли на улицы Монтевидео, чтобы проводить в последний путь Хосе «Пепе» Мухику.
Выражение народной любви к бывшему президенту Уругвая и экс-участнику партизанского движения Тупамарос состоялось на фоне глобального подъема ультраправых и откровенно авторитарных сил, олицетворяемых Хавьером Милеем в Аргентине, Жаиром Болсонару в Бразилии и Дональдом Трампом в США.
Приход к власти таких фигур, как Милей и Болсонару, которые беззастенчиво защищают наследие фашистских военных диктатур, терроризировавших Латинскую Америку в 1970-х и 1980-х годах, требует трезвого анализа политического содержания идей Мухики, которые широко преподносятся как «альтернатива».
Президент Яманду Орси, возглавляющий партию Мухики «Широкий фронт» (Frente Ampilio — ШФ), написал в посте памяти в соцсети X:
Мы должны чтить тех, кто сделал так много для нас и для нашей страны, и тот принцип управления, который преобразовывает реальность для всех, а не для небольшой группы, не для одной половины.
Возвышение «скромных» номинально левых политиков вроде Мухики давно является частью политического инструментария правящих капиталистических элит, призванного направлять народное недовольство в безопасное русло. Сегодня популизм Мухики активно продвигается корпоративными СМИ по всему миру на фоне страхов буржуазии перед нарастающим социальным гневом.
Например, бразильская правая газета Estadão опубликовала колонку под названием «Урок Мухики, который нужно услышать Луле и Болсонару: государственная власть дается не для показухи», где восхвалялась его личная скромность.
Между тем, испанская El País назвала его «спокойным революционером».
Эта «спокойная» репутация Мухики основана на политической карьере, противостоявшей борьбе за подлинно социалистическую и революционную политику в рабочем классе.
Родившийся в 1935 году в небогатой семье в Монтевидео, Мухика с ранних лет сталкивался с бедностью и находился под влиянием массовых буржуазных националистических движений, таких как перонизм, сталинизм и социал-демократия, доминировавших в левой политике Латинской Америки. Уже в 1956 году он начал политическую деятельность, помогая депутату Энрике Эрро, а вскоре стал лидером молодежного крыла Национальной партии, старейшей капиталистической партии страны. В 1962 году Эрро и Мухика вместе с Социалистической партией создали новую партию — Народный союз.
В 1964 году Мухика присоединился к Тупамарос — уругвайскому варианту мелкобуржуазных партизанских движений, распространившихся по всей Латинской Америке под влиянием Кубинской революции 1959 года.
Стратегия городской герильи Тупамарос, включавшая ограбления банков, раздачу еды бедным в стиле Робин Гуда и похищения членов правящего класса, была направлена на дестабилизацию всё более авторитарного уругвайского государства. Но эти действия в итоге оторвали наиболее радикализованную молодежь и рабочих от широких слоев пролетариата.
Партизанские стратегии, прославлявшиеся паблоистскими ревизионистами, оставляли рабочих под властью сталинистских и реформистских лидеров, отводя рабочим роль пассивных наблюдателей «вооруженной борьбы». В конечном счете, это привело к политическому параличу рабочего класса и проложило путь военной диктатуре, которая создала в Уругвае один из самых высоких уровней тюремного заключения и пыток на душу населения в мире.
В Уругвае Рабочая революционная партия (POR), основанная в 1944 году в качестве секции Четвертого Интернационала, попала под влияние течения аргентинского ревизиониста Хуана Посадаса. В 1953 году Посадас поддержал паблоистскую фракцию внутри Четвертого Интернационала, выступавшую за растворение и ликвидацию троцкистского движения в сталинистских и буржуазно-националистических «массовых» движениях, — в противовес защите ортодоксального троцкизма Международным Комитетом Четвертого Интернационала, созданным на основе «Открытого письма» Джеймса Кэннона.
Последователи Посадаса, которые впоследствии порвали с паблоизмом на беспринципной основе, ответили на Кубинскую революцию прославлением геваризма и продвижением партизанской войны по всему континенту, подобно другим паблоистским течениям, таким как мореноистское PRT-ERP в Аргентине.
В течение всего этого времени МКЧИ и его сторонники вели непримиримую борьбу за политическую независимость рабочего класса против приспособленчества паблоистов к кастроизму, геваризму и союзам с буржуазными партиями.
В 1971 году политическое крыло Тупамарос и уругвайская POR присоединились к новому «Широкому фронту» — коалиции по типу Народного фронта, включавшей буржуазных христианских демократов, сталинистов и множество псевдо-левых, а также откровенно консервативных сил. «Широкий фронт», выдвинувший в качестве кандидата в президенты отставного генерала Либера Сереньи, проиграл на сфальсифицированных выборах в ноябре 1971 года, в которые вмешались администрация Никсона, британское правительство и бразильская диктатура.
Пришедший к власти режим крупного магната-скотовода Хуана Марии Бордаберри начал репрессивное военное наступление против левых. В июне 1973 года Бордаберри распустил Конгресс и установил прямую военную диктатуру, которую возглавлял до своего собственного свержения военными в 1976 году.
Мухика был впервые арестован в 1970 году, затем повторно в 1971 и 1972 годах после двух успешных побегов. Он провел около 14 лет в тюрьме, значительную часть — в одиночном заключении, подвергаясь пыткам. Освобожденный в 1985 году по амнистии, которая также защитила его мучителей, Мухика, как и большинство участников Тупамарос, отказался от вооруженной борьбы, растворив движение в электоральной политике в составе «Широкого фронта».
Этот переход от вооруженной борьбы к капиталистической политике был осуществлен геваристскими партизанами по всей Латинской Америке и в других странах мира. Это подтвердило мелкобуржуазный классовый характер этих групп, которые, в конечном итоге, представляли часть национальной буржуазии, стремившейся к компромиссу с империализмом и его союзниками из ультрареакционных слоев олигархии.
История «Широкого фронта» — это история горьких поражений уругвайского рабочего класса: от сфальсифицированных выборов 1971 года, открывших путь к диктатуре, до превращения в предпочтительный инструмент классового господства для части правящей элиты, выступающей за политику «национального развития», которая нисколько не устраняла корень социального неравенства — капиталистическую систему прибыли.
Президентство Мухики в 2010–2015 годах включало некоторые ограниченные прогрессивные меры — легализацию абортов и однополых браков. Но, в конечном счете, все это служило прикрытием отсутствия реальных усилий по изменению социальных условий рабочего класса. Экономическая программа его администрации, во многом разработанная вице-президентом Данило Астори, основывалась на утопическом видении капитализма малого бизнеса и экспортно-ориентированного роста, зависящего от торговых уступок со стороны США и Европы. Эта модель не боролась с концентрацией земли, неравенством доходов или хронической безработицей, что вынудило полмиллиона уругвайцев (из общего населения в чуть более 3,4 миллиона) искать работу за границей.
Ключевым моментом стало то, что правительство Мухики защищало закон об амнистии 1986 года, который прикрывал военных палачей и их буржуазных покровителей, оправдывая это необходимостью «национального примирения». Его администрация «нормализовала» трудовую миграцию как экономический «предохранительный клапан» вместо того, чтобы устранять ее структурные причины. В конечном итоге, проект «национального развития» «Широкого фронта» оказался бессилен перед лицом глобализированной системы производства, контролируемой империализмом.
Многие рабочие и молодежь, радикализирующиеся в борьбе с несправедливостью и углубляющимся кризисом капитализма, могут испытывать симпатию к левой риторике фигур вроде Мухики, который поддерживал образ личной скромности и интеллектуальности в противовес непристойной коррупции, напыщенности и глупости современных политических элит. В то же время его популярность также тщательно культивировалась сверху.
Как отмечает El País, «бывшему президенту Уругвая не нужно было искать лайки, репосты и просмотры в соцсетях: соцсети сами пришли к нему». Почему алгоритмы, контролируемые корпоративной правящей элитой, продвигали Мухику, и, собственно, почему корпоративные СМИ посмертно прославляют его как секулярного святого?
Это можно объяснить только тем, что его политика не представляла угрозы для системы прибыли. В конечном счете, кажущиеся противоречивыми этапы его долгой карьеры — от акций Тупамарос до электорализма народного фронта в «Широком фронте», — одинаково представляли собой тупик, служивший для дезориентации рабочих и молодежи.
Несмотря на его «глубокомысленные» размышления на различные темы, его мелкобуржуазная националистическая политика в итоге отличалась пессимистическим взглядом на общество, что признавал и сам Мухика. В интервью El País в октябре прошлого года он сказал:
Я посвятил себя изменению мира и не изменил ни черта, но мне было интересно, и это придало смысл моей жизни. Я умру счастливым. Я провел свою жизнь в мечтах, боях, борьбе. Меня били и пытали. Но это неважно, у меня нет счетов к прошлому.
Такой пессимизм и смирение отражают классовое безразличие к судьбе народных масс, пострадавших от исторических предательств и поражений, нанесенных рабочему классу Латинской Америки.
Трагический пример Сальвадора Альенде в Чили особенно значим: правительство Народного фронта, при всей его «социалистической» риторике и ограниченных реформах, защищало капиталистические отношения собственности против революционного подъема чилийского рабочего класса, и тем самым проложило путь к поддержанному США военному перевороту в сентябре 1973 года и кровавой диктатуре генерала Аугусто Пиночета.
Как и остальные политики и партии «розового прилива» в Латинской Америке, Мухика и «Широкий фронт» обеспечивают псевдонародный фасад обанкротившегося капиталистического режима.
Поскольку правящие элиты региона готовятся повторить смертоносные фашистские репрессии 1970-х годов в ответ на новый подъем классовой борьбы, рабочий класс должен извлечь горькие уроки из этой истории и построить новое революционное руководство, опирающееся на социалистическую и интернациональную перспективу Международного Комитета Четвертого Интернационала.